Белорусу Владимиру Мазанику вот-вот исполнится 90 лет. Он коренной минчанин, сын репрессированного чиновника сталинских времен. 21 декабря Владимир Иванович вышел на минскую Октябрьскую площадь на акцию протеста против интеграции Беларуси и России. На груди у него были фотографии отца и портреты исчезнувших в конце 1990-х белорусских политиков Захаренко, Гончара, Красовского и оператора Завадского.
Владимир Мазаник рассказал белорусской службе Радио Свобода, почему вышел на акцию и почему больше не пойдет, о своем отце и о том, как писал Лукашенко и Путину.
"Меня здесь ничего не держит"
Темный длинный коридор ведет к полкам с домашними цветами под яркой лампой и заканчивается мощными металлическими дверями. Эта квартира находится едва ли не в центре столицы, но оставляет впечатление, как будто ты в бараке сталинских времен. Дверь открывает седой человек.
Владимир Мазаник вежливо приглашает в квартиру и вроде серьезно говорит, что у него шестикомнатная квартира. Далее идет перечисление, которое все ставит на место: прихожая, ванная комната, туалет, кухня, балкон и единственная жилая комната. В комнате над кроватью висит фотография красивой молодой женщины. Это Нина Васильевна, жена Владимира Ивановича, она умерла два года назад. Во время разговора он много раз скажет, что не проходит и дня, чтобы он не лил слез по своей Ниночке.
Два года, говорит, держался, но больше нет сил, решил с одиночеством заканчивать. "Перееду скоро в интернат для ветеранов, который в Ждановичах. Как космонавт, сдал все анализы, собрал все возможные справки. Что мне тут одному делать? Волком вою. Нины моей больше со мной нет, дети и внуки живут отдельно, меня здесь ничего не держит".
"Лукашенко не ответил, от Путина тоже ни гу-гу"
На вопрос о борьбе за открытие в Минске памятника жертвам сталинских репрессий, почему не получилось, Владимир Иванович отвечает неохотно, с разочарованием.
Больше десяти последних лет он был увлечен идеей открытия в Минске памятника жертвам политических репрессий. Мечтал, чтобы возникло место вроде Соловецкого камня на Лубянской площади в Москве, чтобы можно было прийти к нему всем – и тем, чьи предки лежат в Куропатах под Минском или Хайсах под Витебском [Хайсы – деревня, где до войны в лесу НКВД массово расстреливал мирных граждан], и тем, чьи родственники погибли в далеком ГУЛАГе, как его отец.
Мазаник даже подобрал и предложил минским властям подходящее место – в сквере на улице Городской Вал. Хотя был согласен и на другие площадки. Обошел все возможные инстанции, был на приеме у самых высоких чиновников, писал обращения, а получил лишь отписки.
От министерства культуры – что статус урочище Куропаты "должным образом увековечивает память жертв политических репрессий". От Мингорисполкома – что устанавливать еще один памятник, "посвященный данной тематике, нецелесообразно". В конце концов Владимир Иванович написал письмо Александру Лукашенко. Не получив ответа от него, обратился к Владимиру Путину – писал ему трижды, просил Путина "заказать за нас слово" в разговорах с Лукашенко.
"Результат тот же: ни гу-гу. В итоге я плюнул и больше не хожу по их кабинетам и ничего им не пишу! Как они не поймут, что это не мне надо? Мне уже мало жизни осталось. Это детям их и внукам нужно. Да как хотят!"
"Место захоронения неизвестно"
Какую память бережет сам Владимир Мазаник?
Его отец Иван Данилович Мазаник, инженер в наркомате совхозов БССР, был арестован в январе 1941 года и на восемь лет отправлен в лагерь на территории Астраханской области, где через год умер. В официальной справке указано, что от чахотки. В ответе из милиции Астраханской области России сообщалось, что "в архивном деле заключенного Мазаника И. Д. место захоронения не указано".
Владимир Иванович сейчас вспоминает, что отец очень уважительно относился к России, даже отдал старших сыновей учиться именно в русскоязычную школу, хотя неподалеку была и белорусская.
"Решил, что русский более перспективный для Беларуси, чем белорусский". В этом решении, соглашается Владимир Иванович, видна горькая ирония, потому что та перспектива лично для его отца обернулось доносом, арестом и лагерем, откуда он не вернулся.
"Отцов наркомат [народный комиссариат] находился в Доме правительства, его кабинет был на шестом этаже. Полагаю, он был хорошим инженером, так как человеком был очень аккуратным, внимательным ко всем деталям. Видимо, ему давали ответственные задания проектировать совхозы в Западной Беларуси, которую только что присоединили. Но, возвращаясь из служебных командировок, он не мог не сравнивать эти новые земли с нашими. Так и говорил, что там простые крестьяне живут лучше, приводил факты, цены. В результате на него написали донос и арестовали якобы за антиколхозную пропаганду", – рассказал Владимир Мазаник о своем отце.
В начале 1960-х годов, уже при Никите Хрущеве, коллегия Верховного суда СССР посмертно реабилитировала Ивана Мазаника. Но это пока все, что удалось для него сделать родственникам. "Видно, памятника я уже не дождусь", – грустно отмечает сын репрессированного.
"А через пять месяцев была война"
В 11 лет Владимир Мазаник остался без отца, а уже через пять месяцев грянула война. Мать воспитывала троих сыновей и совсем маленькую дочку, которая родилась через несколько месяцев после ареста отца. Он ее так и не увидел.
До ареста отца семья жила в "пятистенке" на Беломорской улице в Минске ("пятистенками" называли дома на две квартиры с общей стеной посередине). Но квартира Мазаников была недостроенная, пол хозяин успел сделать только в одной комнате, где все и располагались. А вот соседская квартира была не только полностью достроена, но и хорошо меблирована.
"О, там печи из такого кафеля были, а шкафы какие!" – до сих пор восхищается Владимир Иванович. Как только в Минск пришли фашисты, их дом сразу выбрали для местной комендатуры, а хозяев просто выбросили на улицу. Куда деваться? Мать Владимира Мазаника с детьми поехала в Воложинский район и уговорила знакомых крестьян взять старших сыновей батраками.
Во время войны братьям Мазаникам жилось по-разному. "Мне так более-менее повезло, работал пастушком у хозяина, но кормили неплохо, давали где спать. А что еще в такое время нужно? А вот брата чуть спас. Пришел его проведать, а он такой худой и умоляет, чтобы забрал его оттуда, говорит, совсем его не кормят. Во какие люди бывают! Им дали ребенка на содержание, а они его чуть не погубили".
Возвращение домой
В Минск семья Мазаник вернулась только в середине 1945 года. Их дом уцелел, но в него заселились новые хозяева. Что делать?
После освобождения Минска люди часто самостоятельно заселялись в пустые дома и квартиры, но если вдруг возвращались хозяева, доходило ли до конфликтов? Владимир Мазаник отвечает, что в их случае спор урегулировали быстро и мирно. "А как же? Дом по всем документам был наш, собственный. Им приказали выселиться, а мы заехали. Потом и сосед довоенный вернулся, ему также его половину освободили".
Чтобы прожить, Мазаники еще много лет пускали к себе квартирантов, а сами втискивались в одну комнату. Владимир нашел себе работу на пивоваренном заводе "Беларусь" (сейчас "Аливария").
"Там был цех безалкогольных напитков, и меня взяли туда готовить газ для изготовления газированной воды. Процесс очень опасный и трудный, только кто про это тогда думал, какая там техника безопасности!", – вспоминает он.
Работникам пивоварни платили какие-то деньги, но купить на них было нечего, ведь даже хлеб продавали по карточкам. Больше рабочие ценили то, что им давали по 10 килограммов ячменного жмыха, из которого уже сварили пиво. Этот жмых рабочие выменивали на продовольствие у крестьян, которые приезжали специально к проходной, чтобы купить корм для домашних животных. Так можно было выменять картошку, кусок сала, лук.
Владимир Мазаник продержался на пивоварне год и устроился молотобойцем в мастерские, обслуживающие строительство политехнического института. Основной рабочей силой там были пленные немцы, а белорусы - бригадиры, инженеры, сторожи.
Владимир вспоминает, что немцам жилось очень трудно: жили они в холодных бараках, плохо питались и открыто побирались на прилегающих к стройке улицах и рыночках.
"Александр Григорьевич, уйдите сами"
Горбачевские времена, как и первые годы независимости Беларуси, Владимир Мазаник обсуждать не стал, сославшись на плохую память. Но достал свой архив и показал пачку публикаций в негосударственной прессе о себе и те статьи, которые сам написал в 2000-х годах.
"Стукач на отца письмо написал", "Палачи и жертвы", "Александр Григорьевич, уйдите сами" – это некоторые заголовки статей из архива Владимира Мазаника.
А вот его письмо в газету "Народная Воля" восьмилетней давности. "Всю жизнь я жду перемен. Мне уже 82 года, плохое здоровье, отсчет жизни идет не на годы, а, возможно, на месяцы. И очевидно, что отправлюсь я в другой мир при том же режиме, при котором родился. Обидно и горько".
Прощаемся с Владимиром Мазаником на пороге его "шестикомнатной" квартиры. Он задерживаться, чтобы показать свои цветы в коридоре.
"Конечно, я ухаживаю, кто же еще? Здесь такие соседи... Ну, не приглашаю снова сюда, потому что скоро уеду. Но звони".
Оригинал статьи – на сайте белорусской службы Радыё Свабода
