О предполагаемой химической атаке со стороны сирийской армии 7 апреля в удерживаемом повстанцами городе Дума в Восточной Гуте одновременно сообщили несколько мониторинговых и медицинских групп. В ней могли погибнуть до 80 человек.

США и силы международной коалиции возложили ответственность за гибель мирного населения на правительство Сирии и военное командование России, которые назвали сообщения о предполагаемой атаке сфабрикованными.

Бывший главный редактор русской службы ВВС и востоковед Андрей Остальский рассказал Настоящему Времени, что химическая атака, несмотря на противоречивый международный контекст, произошла именно сейчас, потому что таким образом Башар Асад сможет заручиться еще большей российской поддержкой и исключить политическое урегулирование конфликта.

– Если сейчас окажется, что это действительно Башар Асад применил химическое оружие, почему он это сделал именно сейчас и именно в Думе?

– Дело в том, что применение дешевого и такого оружия, как хлор, к сожалению, весьма эффективно. Это позволяет режиму, цинично говоря, сэкономить деньги, сэкономить живую силу, ускорить ход военной операции. Это страшное, варварское оружие, которое не дискриминирует, оно уничтожает мирных жителей, детей, стариков, больных, кого угодно, но оно также позволяет решать и такие военно-тактические задачи. Видимо, у режима Асада в каком-то смысле не хватило терпения довести военную операцию более традиционным путем с применением обычного вооружения.

Здесь вот, что интересно. Неслучайно все это произошло после резкого обострения отношений с Западом. Потому что российский аргумент сейчас звучит так: они отрицают, что это могла быть химическая атака правительственных войск Сирии. Они говорят: зачем Асаду сейчас провоцировать острую международную реакцию, может даже военные действия со стороны США – это уже бывало один раз в прошлом.

Но контраргумента на это звучит так: в связи с резким обострением российско-американских отношений, отношений России с Западом, сирийский режим рассчитывает на полнейшую, еще более решительную российскую поддержку. В том числе, возможно, военно-техническими средствами ПВО, которые могут теоретически – я не военный эксперт, поэтому не берусь ничего утверждать категорически – дают шанс защититься, в том числе, от американской атаки.

Кроме того, Россия, как я понимаю, установила в Сирии новейшие ПВО, противоракетной обороны, которые также могут применяться для защиты сирийских, сугубо военных, объектов и аэродромов, по которым американские войска могли бы нанести удар. Асад эксплуатирует создавшуюся острую международную ситуацию и считает, что это сойдет ему с рук.

– Война сейчас выгодна для Асада, учитывая, что Россия, Иран и Турция заявляют о некоем намечающемся прогрессе в политическом урегулировании конфликта?

– К этим заявлениям [о политическом урегулировании] надо относиться крайне скептически, критически. Никакое истинное политическое урегулирование, которое всегда подразумевает некий компромисс, некие взаимные уступки – другого не бывает – никакое в этом смысле урегулирование Асаду не нужно. Он считает, что в создавшейся обстановке, опираясь на мощнейшую поддержку России и Ирана, он может добиться полного военно-политического разгрома, в том числе группы "Джейш аль-Ислам". Асад и за ним Россия считают эту группу террористической, но Запад вовсе так не считает – эта организация создана при значительной материальной и военно-технической поддержке Саудовской Аравии, и она не входит в число джихадистских террористических организаций, которых поятся на Западе. Тем не менее, это – реальная сила, мощная, она категорически не готова согласиться на мир на асадовских условиях, а фактически капитулировать. Именно этого хочет Асад.

Поэтому для Асада военное решение с помощью хлора, с помощью поддержки той же "Хезболлы" устроило бы его в большей степени. Тогда он мог бы просто диктовать свои условия и так называемое урегулирование просто выльется в капитуляцию оппозиции.

– В то же время Асад должен понимать, что в этой части страны, особенно так близко к Дамаску, работают определенное количество международных НКО и волонтерских организаций, которые это все фиксируют, передают внешнему миру, и у них есть от Запада кредит доверия. Не боится ли он, что его план по консолидации власти провалится, а позже выльется в интервенцию?

– Он думает, что Россия не допустит интервенцию. Во-первых, она обязательно наложит вето на любую резолюцию Совета Безопасности ООН, который может подобного рода военные действия международных сил санкционировать. Без такой резолюции Россия будет утверждать во весь голос, что это пиратство, нарушение международного права, наглая агрессия – любые военные действия, которые теоретически мог бы принять Запад.

Поэтому у Асада есть расчет, я еще раз повторюсь, именно потому что это развернулось на фоне дела Скрипаля, резкого обострения отношений России и Запада, именно в этой очень мутной и бурной воде, шторме, я думаю, что Асад решил, что вот его шанс быстро закончить дело военным разгромом оппозиции. А после этого решил действовать с позиции силы и политики свершившихся фактов, когда ему уже будет некому противостоять фактически.

– Буквально за день до предполагаемой химической атаки Минобороны России, и Путин также, говорили, что якобы в регионах готовятся провокации с химическим оружием со стороны оппозиции, в том числе удерживающей Гуту "Свободной сирийской армии". Можно ли это воспринимать, как сигнал, что Россия знала об атаке Асада?

– Во-первых, решительно отрицались и объявлялись провокацией все без исключения случаи применения Асадом химического оружия. Причем до абсурда доходило, когда еще до заключения соглашения между Россией и Штатами еще во времена Обамы (российско-американское соглашение о ликвидации химического оружия в Сирии, подписанное в Женеве в 2013 году – НВ) до этого хорошо задокументированные случаи применения химического оружия, Россия де-факто признала. Но когда это все происходило, Россия это отрицала – тоже называла постоянно провокациями.

То же самое относится ко всем известным случаям применения хлора. Эти отрицания сейчас уже ничего не значат. Мы знаем, что они следуют автоматически в любом случае – так оно или не так, все равно все будет отрицаться. И, к сожалению, очень часто оказывается все именно так, как об этом говорят международные правозащитные организации, а не так, как утверждает МИД России или Кремль.

Ну и был подозрительным этот поток в российских СМИ, предупреждающий о том, что готовятся провокации. Это как раз можно было воспринять, как сигнал тревоги, что они готовят информационную почву для того, чтобы это оружие было применено, но иметь возможность потом это отрицать. И ссылаться на свои предварительные предупреждения о каких-то провокациях.