Петродворцовый часовой завод – один из старейших заводов России. Петр I основал его в 1721 году как фабрику, где гранили драгоценные камни и делали украшения для царской семьи. После революции 1917-го здесь производили точные технические камни для военных и механизмы для различных бомб, а с 1949 года – наручные часы "Победа", "Звезда" и "Ракета".

После перестройки на заводе было создано акционерное общество, и каждый работник в зависимости от стажа и зарплаты получил несколько акций.

"А потом началось: кто-то скупал акции, кто-то продавал. Для людей все это было новое, и в результате какой-то узкий круг лиц получил эти акции и распоряжался ими. На все взятые акции я не смог жене даже сапоги купить", – вспоминает смутные времена на заводе инженер-конструктор Юрий Латышев.

"Очень тяжелое было впечатление, когда посетил завод в начале 2000-х. Увидел свой стол: он поломанный лежал на крыльце", – рассказывает он. Тогда Латышев, по его словам, и уволился с завода, как и сотни других уникальных инженеров-часовщиков. К концу 2000-х годов предприятие, на котором работали четыре тысячи человек, фактически перестало существовать.

Вернулись инженеры в цеха лишь несколько лет назад, когда на завод пришли новые владельцы, два иностранца с русскими корнями: француз граф Жак фон Полье и англичанин Дэвид Хендерсон.

Восемь лет назад они искали, чем бы заняться в России.

"Мы узнали, что в России есть часовой завод с 300-летней историей, с торговым знаком, известным во всем советском блоке, – вспоминает Хендерсон, который взял на себя функции технического директора. – Он на коленях стоял. И мы взялись. Сейчас я понимаю, что это было сумасшествие. Если бы мы только знали, как сложно создавать часы!"

"Когда мы пришли на завод в 2009 году, никто на них не обращал внимания, их часы никто не покупал, – вспоминает француз фон Полье, креативный директор. – Тогда даже условия работы там были просто катастрофа. У завода закончились деньги даже на отопление. Они работали в минус: я не знаю, как это вообще возможно. Те мастера, которые были на заводе, – они просто герои России".

Один из таких героев – Людмила Войник, начальник производственно-технического отдела и старейший работник завода: она пришла на "Ракету" сразу после школы, в 1954 году. Именно она сумела сберечь все чертежи, над которыми когда-то склонялись с карандашами и ластиками целые конструкторские отделы. Несмотря на приватизацию и неоднократную смену владельцев, удалось сохранить и станки.

"Переживали, конечно, мы не знали, что нас так кинут, без отопления и без воды", – вспоминает она 90-е годы.

Хендерсон говорит, что технологии и обученные инженеры – главное, на чем основана часовая индустрия. И, если бы станки и старые чертежи сохранить не удалось, а инженеров не удалось бы вернуть на завод – у партнеров ничего бы не получилось.

"Если Франция сегодня начнет делать часы, она просто не сможет этого делать, – замечает он. – Если часовая наука исчезнет, ее нельзя будет восстановить. И если миллиардер купит станки, это не значит, что он сможет работать. Главное – это люди и их знания. Нам потребовалось восемь лет, чтобы обучить людей".

"Эти часы – история, русская история, просто уникальная, – гордится выпускаемыми изделиями фон Полье. – Но я не знал, что часовая индустрия такая сложная. Одежду производить легче".

И Жак, и Дэвид – второе поколение русских эмигрантов, родившихся вдали от России.

"Моя бабушка из Крыма, она там родилась, но не жила, – рассказывает фон Полье, в чьей квартире советский стиль причудливо смешивается с французским шиком. – После революции они уехали. Из другой ветки мои предки пришли в Россию с Наполеоном и остались. Во мне есть французская и русская кровь".

"Мы не считаем себя иностранцами. Меня зовут Дэвид, я из Англии, но я русский, – говорит Хендерсон. – Моя мама русская, и я решил в Россию вернуться".

"Это не бизнес, – говорит про свой часовой завод фон Полье. – Раньше я действительно зарабатывал деньги. А здесь я встаю каждое утро и думаю: хорошо, что мы это делаем, мы в какой-то степени спасли часовую науку. Это очень важно: ведь если часовая наука исчезнет, ее нельзя будет восстановить".

"Или вот, когда мы создаем прототипы, я их ношу, чтобы почувствовать. Вы их носите и понимаете, что в них плохо. Вот здесь, к примеру, стрелка зеркальная, ее плохо видно. Мы ее потом заменили", – рассказывает француз.

Но за двадцать лет жизни в России ни фон Полье, ни его партнер так и не смогли привыкнуть к серым бизнес-схемам и особенностям общения с государственными органами.

"В России бизнес и жизнь – это очень интересно, он кипит, – говорит француз. – Но есть серьезные проблемы с администрацией, с таможней. Нам тяжело заниматься экспортом. Сложно, не потому что нет спроса в Европе или США. А потому что русские таможенники такие (осторожно подбирает слова) … сложные. Для маленькой фирмы типа нашей – это тупик".

"Например, чтобы отправить за рубеж маленькую партию в 10 часов, у нас 10 человек заполняют бумажки неделю! – рассказывает он. – Они говорят: докажите, что это не золото, что этот ремешок не из кожи животного, занесенного в "Красную книгу". А как я это докажу? А без этого мою продукцию не пропустят через таможню!"

"Или говорят: идите через нашего брокера, который, как правило, жена начальника таможни. Я этого не понимаю, мне плакать хочется, – описывает француз особенности российского бизнеса. – Поэтому речи Кремля, что "надо поддерживать маленького производителя", я не понимаю. Это грустно, очень грустно".

Фон Полье вспоминает, что к российской Олимпиаде в Сочи бизнесмены решили выпустить часы со спортивной символикой. Но ФАС увидел в этом нарушение закона, и модель запретили.

"Самое интересное, что к нам обращались сотрудники Олимпийского комитета и просили продать еще несколько нелегальных наших моделей. Мы, конечно, продали, но втайне, – смеется француз. – Но если бы нам за это дали штраф в 100 тысяч долларов, мы бы не выстояли".

Господдержки от российских властей завод не получает, хотя фон Полье признается, что она бы их предприятию не помешала.

"Я был удивлен тем, что мы не получили господдержку. Ноль! Или вот есть список брендов Торгово-промышленной палаты, кого они поддерживают. А почему они нас не поддерживают, самый старейший завод в России? – удивляется он. – Или вот армия России к нам обратилась: сможете сделать часы? Но в итоге заключила контракт, по которому все будет сделано в Китае. Как так? Как это возможно? Если бы этот заказ был у нас, он бы нас спас. Но его не было, его китайцы получили. Обидно. А ведь у армии России бюджет 80 миллиардов в год".

"Я думаю, что такие российские заводы, как наш, стоит спасать, это очень важно, – говорит бизнесмен. – Если это не будет сделано, уже не будет разницы между великой Россией с ее композиторами, писателями и Саудовской Аравией, где кроме нефти и газа ничего нет. Это будет пустыня".