В 50-е годы Шойна процветала: в селе жили и рыбачили почти полторы тысячи человек. Несколько десятилетий спустя в поселке осталось менее трехсот жителей.
Хищнический лов тралами привел не только к почти полному исчезновению рыбы в заливе, но и к уничтожению прибрежной морской флоры. Водоросли, которые ранее сдерживали песок, перестали это делать, и почву начало вымывать на берег. Сейчас Шойна почти полностью занесена песком и без преувеличения стала самой северной пустыней на планете.
Светлана Капырина прожила в Шойне почти всю жизнь. Она вспоминает, что в середине XX века в поселке были красивые дома и "хорошая баня, со всеми удобствами — мужская, женская, с буфетом":
"Всё было так хорошо, господи! Жизнь шла веселая, дружная! —вспоминает она. — Хотя после войны по карточкам все было, мы никогда не ругались, все дружные были! Посидим у моря, разожжем костер, походим по лужам морским, ракушек насобираем..."
Сейчас дом Капыриной занесен песком почти по самую крышу: выбираться на улицу пожилой женщине приходится через окно.
"Когда ползком, а когда карабкаться наверх приходится, чтобы выйти, — рассказывает она. — В последнее время сын сделал внутри, в коридоре, ступеньки — и оттуда мы вылезали".
У Александра Бобрикова те же проблемы. Он вспоминает, что поселок заносило песком постепенно, и если ему не сопротивлялись — он быстро проникал в щели, выдавливал окна и начинал ломать стены домов. Поэтому жизнь в Шойне, по его словам, в последние годы — постоянное сражение с природой.
"Дом теплый, вот только заносит его. Целый день занимает разгрести этот песок-то, если взяться по-хорошему! Устаешь. Только огребешь — ветер подует и всё заново заносит", — жалуется он.
"У меня временами стекла песком как бы выжимает, лопаются они, — описывает Бобриков. — Песок везде падает. Дом в один день может и упасть: и выскочить не успеешь, и ничего не сделаешь. По ночам-то сплю и слышу: хрустят стены".
Евдокия Сахарова рассказывает, что в Шойну ее перевез отец.
"Мы в деревне жили: ни электричества, ни радио — ничего не было! А сюда приехали — здесь уж цивилизация была! Радио, электро, люди жили нормально. Хотели же второй Мурманск сделать, но не получилось, — вспоминает она. — Здесь рыбу привозили, сдавали на причал, обрабатывали, солили. А потом закатывали в бочки, укупоривали и вывозили в Архангельск. Добывали белуху, морского зайца, нерпу".
Ни водопровода, ни канализации, ни газа в Шойне так и не появилось. Единственное, что принес в Шойну XXI век — вышка сотовой связи.
Житель Шойны Николай Мочеховский был депутатом от "Единой России". Его дом тоже занесен песком по самую крышу, и, по словам Николая, простой лопатой с раскопками уже не справишься, нужен трактор. Но аренда трактора стоит две тысячи рублей в час, и таких денег у многих жителей деревни нет.
"Да, я тоже депутат ЕР, партия власти. А что я могу сделать? Нашей власти не докажешь ничего. Сказали: нету денег! Значит нету денег, — рассказывает он. — И не убедишь их в том, что у меня дом — одна крыша торчит. Они устраивают какие-то конкурсы "Лучший двор"! Какой "лучший двор", когда у меня от дома одна крыша торчит! Это же маразм!"
*****
Местные жители о своем поселке образно говорят "у черта на куличках". Дорог в Шойну нет, выбраться из деревни летом можно по морю, а зимой — лишь четыре раза в месяц, когда прилетают одномоторные "кукурузники" АН-2 из Нарьян-Мара и Архангельска: только такой самолёт может приземлиться на местном песчаном аэродроме. Эти же самолеты привозят в село почту с "большой земли".
От Архангельска до Шойны около трёх часов изнурительного полёта, а в самом самолете лишь 12 посадочных мест, причем записываться на рейс необходимо за две недели. Билет стоит столько, сколько, к примеру, перелёт из Москвы в Мадрид.
"Большая земля" вспоминает о Шойне лишь раз в году во время "северного завоза". Тогда топливные танкеры привозят в поселок солярку для местной электростанции и заполняют топливом ржавые цистерны, которые беспорядочно разбросаны прямо на морском берегу. Всё остальное — продукты, топливо, стройматериалы — люди привозят себе сами. Летом - морем, зимой - по тундре, на снегоходах.
"Как только открывается зимник в декабре и, пока есть дорога, ездим по зимнику на Мезень: 300 км туда, 300 — обратно, — рассказывает Владимир Тарабаев. — Это 8 часов, представляете? На "Буране", на снегоходе, берешь с собой бензину две бочки. В последний раз мы с сыном ездили, купили картошки, свеклы, морковки, капусты, всего накупили, йогуртов, молока даже".
В Шойне даже рожают и воспитывают детей, хотя до ближайшей больницы от поселка — полтора часа самолётом, а подгузники стоят дороже чем одежда.
"Бензин стоит почти 15 тысяч бочка. Живём на нефти, на газе, а бензин такой дорогой, — возмущается один из местных жителей. — И, что не возьми, на все "в бюджете денег нет"!
Местные жители пытаются сами справляться и с продуктовым дефицитом, и с топливным кризисом. У всех есть вездеходы, квадроциклы, ружья и рыболовные снасти: только глубокие старики и младенцы не стреляют в Шойне куропаток и не ловят рыбу, в основном камбалу.
"Рыбу поймаешь, гуся застрелишь, куропатку. Оленеводы придут, у них мясо", — перечисляет Николай Мочеховский.
Зинаида Потрохова умудряется выращивать в Шойне овощи — на голом песке, в условиях Заполярья.
"Раньше конюшня была, навоз остался. Там под песком навоза полно", — делится она секретом.
Также все в Шойне собирают в тундре морошку: западные соседи, норвежцы, финны, шведы, охотно скупают её через посредников по хорошей цене. В удачный сезон, при определенном усердии, можно конвертировать ягоды в моторную лодку или в строительство нового дома.
Но в основном деньги в Шойне появляются, когда приходит время выплаты зарплат и пенсий. Почти все местные жители бюджетники: учителя в школе, воспитатели в детском саду, кочегары на электростанции и сотрудники аэрологической службы: они дважды в сутки запускают метеозонд в стратосферу.
Местные жители припоминают, что одно время местное правительство обсуждало идею вывезти всех жителей из Шойны в Нарьян-Мар, но обсуждение так и заглохло. Да и сами местные жители не очень-то рвутся куда-то уезжать.
"Перспектив тут никаких ждать не приходится. Но, квартиру я возьму, конечно, а переселяться я не буду. Я из Шойны уезжать не хочу. Я уж тут привыкла", — говорит Зинаида Потрохова.
"Может и хочется сходить куда-нибудь там, в кино или еще куда-нибудь, расслабиться, ну да ладно… Всё можно перетерпеть!", — соглашается с ней Александр Батманов.
"У нас посёлок — каждый друг друга каждый знает. Такого нет, чтобы ты вошел в чужой дом без разрешения. Если палка у двери стоит — значит человека нет дома! Вот я, бывает, в теплицы ушла, а у меня дом открытый. Он забежит, покричит-покричит, ищет меня в огороде, но ничего не возьмет, — рассказывает о местных нравах Зинаида Потрохова. — А милиции нет у нас! У ничего такого нет у нас, чтобы милиция требовалась".
Потрохова рассказывает, что когда-то жила в Евпатории, где и познакомилась с будущим мужем, который был родом из Шойны.
"Он захотел домой, ну и меня сюда привез. Я эту Шойну увидела — одни развалины кругом! Господи, думаю, боже мой, куда я попала?! С первого взгляда она мне, конечно, не понравилась, домой тянуло очень долго меня! — рассказывает женщина. — Каждый год, лет пятнадцать я ездила домой. А потом уже стала привыкать".
Многие местные жители напоминают корабли, которые прибило штормами к песчаным берегам. Эти корабли бросили в песок якоря, и решили навсегда остаться здесь, между небом и песком.
"Люди и хуже живут! Мы-то хорошо теперь живём. Худо-плохо, но — живём!", — говорит Светлана Капырина.
"Я не могу нигде, только в Шойне и всё, — откровенно признается Николай Мочеховский. — Я с детства здесь В городе всё чужое, а здесь - своё! Хоть и поругаешься, и повздоришь, а всё равно".
"Жил тут всю жизнь, за это и люблю, наверное, — говорит Александр Батманов. — Родина, родная земля, родные пески!"
КОММЕНТАРИИ