Лауреатом Нобелевской премии по литературе этого года стал британский писатель японского происхождения Кадзуо Исигуро.

Два романа Исигуро экранизированы в Голливуде: "На исходе дня" с Энтони Хопкинсом и "Не отпускай меня" с Кирой Найтли и Кэри Маллиган. Это антиутопия о том, как в Британии конца XX века людей-клонов выращивают для пересадки органов. О новом нобелевском лауреате рассказывает литературный критик Анна Наринская.

— Если уж говорить про Исигуро, то поразительно как раз то, что такого нобелевского величия в нем нет. Ему всего 62 года, у него всего, по-моему, 7 романов, и они не длинные. И у него нет, вообще он не подпадает под никакие эти нобелевские обычные стандарты: он не гуманист великий, то есть вообще никак нельзя сказать, что он великий гуманист, и уж точно он не придерживается никаких замечательных политических взглядов, не представляет никакое меньшинство, не находится в какой-нибудь стране, которая в ужасном положении. Вот этого у него совершенного нет.

Он просто писатель, и это такая поразительная штука, что ты, наконец-то, можешь говорить про Нобелевскую премию и не говорить про какие-то политические предпочтения Нобелевского комитета, а просто говорить про литературу. Я думаю, что люди радовались, в первую очередь, именно поэтому. Как критик Александр Гаврилов очень метко сказал, что, наконец-то, снова стало ясно, что Нобеля дают не только за поведение. Это точно.

— По поводу гуманист – не гуманист. У него есть две экранизации, собственно, я так узнал о нем – сперва посмотрел фильм "Не покидай меня", потом только прочитал этот роман. Но ведь это же очень гуманистическое, мне кажется, произведение, и к тому же, как мне показалось, страшно японское.

— Он вообще, хотя вот тут тоже уже, если судить по откликам в фейсбуке, какой там начинается крик, что как смеют вообще говорить, что писатель – японец, в то время когда литература – это язык, а пишет он по-английски.

Но Исигуро никогда не скрывал, что для него его японское происхождение и вообще какая-то мысль про то, что японская традиция страшно важная, но не японская литературная традиция, хотя, конечно, там виден и Ясима, и то, и се, но какая-то именно такая мистическая и человеческая традиция.

— Тема свободы воли, вот это все, за что…

— Это служение. То есть тема несвободы воли, грубо скажем так. У него до последнего, во всяком случае, романа действительно самым главным было служение.

— Вот эта тема сквозная его произведений, как ты говоришь, до последнего романа, я не читал последний роман, это может быть какое-то сообщение, которое Нобелевский комитет хотел послать в этом году миру, или абсолютно не надо так воспринимать?

— Дело в том, что Исигуро, конечно, страшно смелый писатель, в частности, он позволяет себе очень многое, что себе позволяет классическая литература. Ну, например, его произведения, опять же, большинство из них, не боятся быть сентиментальными, они о чувствах. Это романы, у них есть начало, середина и конец, он вообще не экспериментатор с формой. У него книжки, над которыми вообще-то очень легко можно заплакать, с его героями, даже если они как-то там называются странно и так далее, легко соотнестись.

Он во многом доказывает, что на самом деле роман и литература не сильно изменились с буквально даже XIX века, и в наше время, девизом которого является лозунг "Все уже сказано, все уже сказали до нас" и который предполагает какую-то игру вот в это "Все уже сказано", конечно, Исигуро – довольно поразительное явление.