Накануне выборов фейсбук запустил вместе с французскими СМИ проект по борьбе с распространением ложных новостей. В сообщество фактчекеров вошли ведущие французские медиа.

Основатель сайта Wikileaks Джулиан Ассандж утверждает, что обладает информацией, которая бросает тень на одного из кандидатов. Во время президентских выборов в США Wikileaks получил и опубликовал тысячи частных писем Хиллари Клинтон.

По словам Ассанджа, в новой утечке содержится переписка с Эммануэлем Макроном, которая может его скомпрометировать. Это заявление тут же появилось на французской версии сайта телеканала Russia Today.

Также незадолго до выборов во Франции RT получил дополнительное финансирование в размере 1,22 млрд рублей на организацию вещания на французском языке.

О вероятности успеха пропаганды Кремля во время выборов во Франции ведущие Настоящего Времени Тимур Олевский и Сакен Аймурзаев поговорили с директором центра изучения Франции института Европы Академии наук Юрием Рубинским.

Олевский: Хотели бы спросить у вас, насколько действительно обоснованно это ощущение, что и социальные сети, и иностранные СМИ, в том числе российские, могут как-то на французские выборы повлиять?

Рубинский: Сегодня на данном этапе никаких сведений на этот счет нет. И, собственно, если сравнить российский след, так сказать, в средствах массовой информации в предвыборной кампании США, особенно после ее окончания, и во Франции – ну, конечно, в США это гораздо масштабнее.

Аймурзаев: Скажите, пожалуйста, какие такие классические традиционные каналы влияния есть у России на французское общество?

Рубинский: Во-первых, российское культурное присутствие во Франции достаточно весомое, и тот факт, что там открыт культурно-духовный центр в самом центре Парижа, на набережной Сены, открыт успешно, сейчас там открывается филиал института Пушкина – это такой образовательный центр…

Аймурзаев: Это такой институт русского языка по сути, промотирующий русский язык?

Рубинский: Именно. Он будет иметь тоже определенную духовную, церковную направленность.

Олевский: А вы, кстати, можете объяснить – зачем? Каким образом духовная, церковная направленность во Франции продвигает русскую идею?

Рубинский: Первый адресат, конечно, этого центра – это, безусловно, русскоязычная диаспора. Она не так уж многочисленна во Франции, но все-таки присутствие есть. И теперь Русская православная церковь получила, вернула там несколько зданий, церквей, которые раньше принадлежали ей, до объединения Зарубежной церкви и Московского патриархата, но они не вернули главный православный собор – Александра Невского. Он по-прежнему под контролем Константинопольской патриархии.

Аймурзаев: Юрий Ильич, смотрите, как выходит: что Россия, влияя в культурном, языковом смысле, в смысле религиозном, так или иначе, апеллирует к консервативной части французского общества – к тем, кто ходит в храмы, выступает против абортов, выступает против геев. Это ли не наводит нас на мысль о кандидате, который представляет вот таких людей во Франции?

Рубинский: Как вам сказать? Да, тот кандидат, который буквально до недавнего времени, две недели назад, считался совершенно, что ли, гарантированным будущим президентом – Франсуа Фийон, он именно с такой платформой и выступал. Но сегодня его шансы резко снизились. Та кампания, которая против него развернута, нанесла тяжелейший ущерб его репутации, а вместе с тем и шансам главной оппозиционной партии умеренного правого центра – республиканцев. Заменить его сейчас, "план Б" так называемый, взять кого-нибудь из его бывших соперников по первичным праймериз партии республиканцев и центристов оказалось чрезвычайно трудным. Так что сейчас альтернатива нынешнего социалистического правительства, она несколько неясна. А что касается остальных, вот между умеренным правым и центристами с одной стороны и республиканцами и "Национальным фронтом" Марин Ле Пен, конечно, поединок во втором туре неизбежен. Но кто будет представлять, кто будет противником Ле Пен, сказать трудно.

Олевский: Эммануэль Макрон, бывший министр экономики. Посмотрите, у меня вот какой вопрос: при прочих равных, почему, на ваш взгляд, Россия ставит на радикальную Ле Пен, а не на, например, умеренного Макрона? Что хочет в конечном счете Россия от этих выборов – получить лояльного кандидата или наверняка добиться, я не знаю, развала Евросоюза или, может быть, отмены санкций путем манипуляций? Почему из двух выбирает именно радикальный вариант?

Рубинский: Во-первых, если бы даже победил Фийон, предположим, то все равно развала ЕС не было, он был четкий сторонник сохранения и укрепления на других, может быть, основах Европейского союза, изменения, может быть, корректировки направленности сотрудничества с главным партнером Франции – с Германией – в пользу диалога с Россией, и все. Что касается Макрона, говорить еще пока рано, он убежденный европеист, глобалист, он некая противоположность Марин Ле Пен по этим вопросам, но его отношение, скажем, к России, к конкретным узлам – к Украине, Сирии и так далее, вопрос пока открытый, он на эту тему особенно не распространяется.

Аймурзаев: Юрий Ильич, вы не первое, наверное, десятилетие занимаетесь вопросом Франции и отношениями России и Франции. Очень многие годы связывала эти страны левая идея, даже не будем на Великую французскую революцию смотреть. А как так вышло, что Москва смотрит на Францию правым глазом сейчас?

Рубинский: Это, во-первых, связано с российскими реалиями, это самое главное. Но это не основное. Общий сдвиг политических сил и, если хотите, идейного климата в Западной Европе, и во Франции в частности, вправо, очень значительный. Это каким-то образом коррелирует с тем, что происходит в России, если хотите, в ее духовно-общественной жизни, совершенно очевидно.

Олевский: Но Москва прагматична. Если бы был успешный коммунист, ставили бы на коммуниста. Или это прям идейный выбор сейчас?

Рубинский: Нет. Во-первых, коммунисты – это меньше 2%.

Олевский: Я говорю – если бы. Я понимаю, что сейчас у коммунистов нет никаких шансов в Европе, но все-таки. Насколько прагматичен этот выбор?

Рубинский: Дело в том, что перспектива того, что Марин Ле Пен станет президентом, она, мне кажется, близка к нулю.