В селе Гореловка, расположенном в грузинском регионе Самцхе-Джавахети, вот уже почти два века живут духоборы. Сюда они были переселены Николаем Первым. Приверженники конфессии, отвергающей внешнюю обрядность церкви, и по сей день проживают в Грузии. Правда теперь их осталось здесь совсем немного – большинство эмигрировало после распада СССР. Как живут оставшиеся в Гореловке духоборы – репортаж Анастасии Словинской.

Раннее воскресное утро. Еще темно: одноэтажные домики, покрытые снегом, почти невидимы. От свежести холодного воздуха немного кружится голова. Его хочется жадно вдыхать, но смущает доносящийся моментами запах жженного навоза, которым отапливается большинство домов в Гореловке.
Тишина, укрывающая село, периодически заставляет усомниться в своих слуховых способностях. Городскому человеку сложно поверить, что на улице может быть так тихо. Впрочем, периодически этот плотный слой тишины разрывает остервенелый лай собак.

На белоснежной дороге появляются фигуры женщин в пестрых юбках. Они похожи на оживших матрешек, ни с того ни с сего засеменивших чудом обретенными ножками по хрустящему снегу. Их путь лежит к молельному дому, в котором каждое воскресенье духоборы собираются на общую молитву.

Домик небольшой, но колоритный – с него вполне можно рисовать иллюстрацию к сказкам Пушкина. На ярких голубых ставнях цветочная роспись. Внутри все просто, вероятно, как и сто лет назад: деревянная утварь, русская печь, тканые платки. Духоборы – сегодня здесь собралось семь женщин и один мужчина, – окончив молитву, выходят на крыльцо и затягивают псалмы, приветствуя начало нового дня.

Рассказывают жители села Гореловка:

«Мы тут уже почти два века, но ни одно воскресенье мы не оставили без молитвы. Было время, когда в другом месте молились. Это был короткий промежуток, когда советская власть была, гонения на церковь».

Впрочем, у 62-летней Марии Белоусовой иная точка зрения: «Самое хорошее время – советское время было. У всех работа была, отношение друг к другу уважительное было, особенно к старшим. А сейчас тебя собьют с ног, затопчут и «Ох» не скажут».

За ее отношение к самому святому, что было и есть у духоборов, – вере, – Машу в селе не очень жалуют. Немудрено, ведь она не носит традиционного костюма, не посещает молитву и частенько говорит в лицо односельчанам то, что думает. Маша выглядит старше своего возраста. Ее лицо избороздили глубокие морщины. Впрочем, фигурой и бодрой походкой она даст фору и двадцатилетним. Маша после смерти мужа живет одна. Дети и внуки разъехались по разным городам России еще в 90-х. На протяжении 15 лет Маша коротает вечера одна – заваривает чаю на одну кружку, достает баночку закатанного летом малинового варенья и смакует свой вечерний ритуал. О том, что дни медленно, но все же сменяют друг друга, напоминает настенный отрывной календарь, заметно похудевший к концу года.

«У меня не бывает такого, чтобы какая-то тоска пришла. Люди вот говорят: «Как ты живешь одна?» Нет, у меня постоянно работа есть – я что-то людям сделаю, что-то свяжу, что-то сошью».
И, действительно, дом, к примеру, Маша содержит в идеальной чистоте. Несмотря на то что зимой из-за холодов она пользуется только одной отапливаемой комнатой, во всех остальных ни пылинки. К ее опрятному домику уже не раз проявляли интерес и армяне, и аджарцы – экоэмигранты, поселившиеся в Гореловке относительно недавно. Впрочем, Маша была непреклонна и тогда, когда за ее жилище предлагали 200 долларов, и сейчас, когда цена возросла до нескольких тысяч. У нее на это свои причины, вероятно, отчасти обоснованные каким-то генетическим страхом. Но, возможно, это и не страх вовсе, а наоборот – надежда, что когда-нибудь ее родные все же вернутся домой.

«Нам говорили, что наших временно приютили в России. Вернут наших. Поэтому я сберегаю дом для них. Куда ж я из Грузии поеду! Наше восьмое поколение здесь. Где родину искать? Конечно, в Грузии».

Однако смогут ли ее внуки и правнуки прижиться в селе, в которое не ходит общественный транспорт, где нет профессиональных врачей и учителей? Школа, магазин, молельный дом и клуб, переделанный под зал для поминок, – это все, что есть в Гореловке помимо домов.

В селе нет банка, поэтому ежемесячно к гореловцам приезжает «мобильный банк», который привозит пенсии. Я спрашиваю Машу, хватает ли ей 150 лари, выплачиваемых государством. Она, не задумываясь, отвечает, что если вести хозяйство экономно, то денег вполне достаточно. Маша не держит скотины – одной ей получаемых продуктов не съесть, а продавать их смысла нет – перекупщики платят настолько мало, что этих денег не хватает даже на содержание животных, говорит она.

Дома у Маши нет телевизора, но, по ее словам, она старается быть в курсе всех важных новостей. Несмотря на практически полное отсутствие бытовой техники, Маша ловко управляется с смс-сообщениями. Вот и сейчас соседка сообщает ей, что ждет ее на поминках – духоборы, живущие по соседству, поминают умершую год назад женщину 94-х лет.

Завидев незваных гостей, собравшиеся сразу умолкают – слышно только, как столовые приборы касаются тарелок. Среди приглашенных нет ни армян, ни аджарцев, что еще раз подтверждает обособленность коренных гореловцев. Они прячут лица и перешептываются. Сквозь шепот можно разобрать нотки недовольства: духоборы недоумевают, кому может быть интересно их застолье. Сразу видно, что их раздражают люди, приезжающие взглянуть на эдакую диковинку – живых духоборов, живущих в горах Грузии.

Осторожность вошла в их плоть и кровь. Претерпев длительные гонения, духоборы превратились в довольно закрытое сообщество. Они относятся к власти с опаской, в том числе и к четвертой власти. На вопросы о том, что беспокоит гореловцев, какие у них проблемы, – тоже молчат. Они не сетуют на то, что из ближайшего города Ниноцминда в их село не ходит общественный транспорт. Но все же радуются тому, что недавно появились такси, которые соглашаются возить их в Гореловку из Ниноцминда за десять лари (6 долларов).

Хозяева дома под конец поминок, согласно традиции, три раза опускаются на колени перед гостями, которые пришли и помогли приготовить поминальные блюда. Хозяйка желает всем присутствующим дожить до 94 лет, как и ее покойная свекровь. Впрочем, будет ли кому ухаживать за такими пожилыми родителями в Гореловке через пару десятков лет, – большой вопрос. Среди собравшихся лишь пара-тройка молодых лиц.После массовой эмиграции в 90-х духоборов в Грузии почти не осталось. Если при
cоветской власти в Гореловке насчитывалось около четырехсот дворов, принадлежащих духоборам, то теперь их всего пятьдесят.

Впрочем, духоборам свойственно полностью полагаться на провидение, и они верят, что когда-нибудь их уехавшие односельчане вернутся. Ведь возвращаются же аисты после путешествий по теплым краям. Их в Гореловке ждут огромные гнезда на электрических столбах.)